Новогодний календарь. День 16. Авторский фик

[festmirylukyanenko]

Название: Где же я теперь?
Автор: Harmiron
Канон: Звезды — холодные игрушки
Размер: 833 словa
Пейринг/Персонажи: Ник Ример/Петр Хрумов
Категория: преслэш
Жанр: ангст, херт-комфорт
Рейтинг: G
Краткое содержание: Ник частично остался в сознании Петра Хрумова и пытается принять для себя его поступки.
Предупреждения: чистый домысел автора, в каноне Ник «вел себя» гораздо спокойнее.
Примечание: использованы стихи Ника Римера/Жака Превера, приведенные в каноне.

Ник Ример был в ужасе.

Картина, открывавшаяся его взору, была тяжела, безжизненна и прекрасна.
Желто-розовое закатное небо, постепенно выцветающее и становящееся тускло-серым, а затем и черным. Такая же черная вода подступала почти к самым ногам, а между водой и небом — лишь белоснежная, сияющая узкая полоска льдины.

Он сидел на этой льдине, на ворохе одежды заключенного, и смотрел вперед, на изломанную льдами линию горизонта. Сидел... не он. И смотрел не он. Он — Ник Ример — мог только видеть и слышать. И думать. И ужасался в мыслях тому, что видел и слышал.
Он, Ник, пилот-разведчик, вернулся на Родину после совершенно невероятного события — своей смерти.
Это не было пленом, ему не стирали память. Он попросту умер там, на незнакомом корабле, в окружении тысячи не-друзей. И теперь не был властен ни над своей жизнью, ни над своим телом. Вечным пленником, погруженным в горечь и ужас.

Когда он, Ник, бил Наставника Пера по лицу за подглядывание, это было нетипичным для него, послушного воспитанника. Будоражило, казалось верным теперь. Переполняло справедливым гневом. И страха не было, лишь вера, что поступает правильно.
А теперь он знал, что поступал не он. Не он, а Петр Хрумов. Это его непокорность и эмоции заставляли Ника совершать безумства. Его представления о мире и людях не давали спокойно радоваться возвращению домой, заставляли везде искать темную сторону. И неизменно находили ее.

Нику было горько от собственного бессилия. Хотелось взвыть, глядя в холодное небо, но и этого он теперь не мог. Глотка и каждый звук, вылетающий из нее, были во власти Петра Хрумова, захватчика, и какого-то совсем непонятного, а оттого противного и пугающего существа — куалькуа.
Ник был немым свидетелем того, как его собственные руки, усиленные куалькуа, убивали непобедимых в воде Гибких друзей. А до этого драка с заключенными, ожесточенная борьба за жизнь. Он стал невероятной машиной смерти, но не знал пока, зачем несет вокруг себя эту смерть.
Он сейчас вообще ничего сейчас не осознавал толком и не понимал. Услышал столько отвратительных фактов из истории родного мира, разоблачающих уважаемых Наставников. Потерял все, что было, и ничего не обрел взамен. Остался крохотной искоркой сознания в собственном теле, правил которым чужак.

Сейчас Ник ненавидел его, Петра Хрумова. Жестокое чудовище, вернувшееся не за чем иным, как только искалечить привычный ему мир. Лучше бы Ник умер тогда совсем.
На этой мысли сосредоточился Ник, глядя в черную, безнадежную воду у кромки льда.
И вдруг он в смятении почувствовал теплое, словно извиняющееся, прикосновение.
Не физическое, конечно. Физическая оболочка у сознания Ника и Петра была одна, и она тут была ни при чем.
Прикасались к нему самому, Нику, жалкой искорке, замерзающей в отчаянии. Прикасались робко, нежно. Вот и еще раз. Легкий стук в запертую дверь.
Это Петр, больше некому. Разговаривать с захватчиком, насильником?

От возмущения Ник рванулся изо всех сил, в последнем отчаянном рывке захватывая контроль над телом. Главное не стоять на месте, что-то делать! Ник ринулся в черный омут, желая покончить с этим кошмаром, пока еще можно. Сейчас он умрет, и умрет по-настоящему, навсегда. Не двинет ни рукой, ни ногой, пока не станут бесполезны попытки выплыть. Говорят, в ледяной воде смерть наступает быстро...

Ему не позволили. Куалькуа наполнил конечности теплым покалыванием, оно разлилось по телу обессиливающе-приятной волной. А Петр, «оттолкнув» Ника и снова переняв контроль над телом, с помощью пары быстрых движений оказался на поверхности и вдохнул морозный воздух.
Выбравшись обратно на льдину, Петр растянулся навзничь, велел куалькуа обездвижить тело, закрыл глаза и погрузился в себя.
И не постучался, но ворвался в келью Ника в своем сознании.

Там, в воображении, Петр выглядел также, как на Земле. А Ник — как до своей смерти. Они смотрели друг на друга: один — с гневом и отчаянием, второй — с грустью и сожалением.
«Убирайся!» — молча кричали глаза Ника, — «оставь меня мне!»
А Петр мягко, но крепко взял Ника за плечо и сказал:

— Прости, я не могу. Ты — это я теперь. Тебя больше нет. Но я... помню и люблю твои стихи.
Глаза Ника странно защипало, захотелось сморгнуть. А после он почувствовал влагу на ресницах. И отвернулся.
Петр тихо заговорил:

— Тысячи птиц летят на огонь,
Тысячи слепнут, тысячи бьются,
Тысячами погибают птицы,
Тысячи трупиков остаются.

И смотритель не может все это стерпеть,
Не может смотреть, как гибнут его любимцы.
«Да пропади оно пропадом!» —
Он говорит.
И гасит маяк.
И маяк не горит.

А в море корабль налетает на риф —
Корабль, плывущий из тропических стран,
Корабль, везущий тысячи птиц,
Тысячи птиц из тропических стран.
Тысячи тонущих птиц.

Ник, отвернувшись, пытался справиться с собой, но разрядка была необходима. Его плечи дрожали, а слезы текли ручейками по щекам.

— Вернуться назад не выйдет, Ник. Оставить все, как было. Птицы погибнут все равно. И этот мир, лживо-идеальный. Ты мертв для него. Мертв для всех, кроме меня. И эти люди здесь, в санатории, мертвы тоже. Здесь — единственная правда. И еще в твоих стихах. Все остальное в этом мире — ложь.

Петр рванул Ника за руку, развернув к себе лицом. Притянул к себе, утер слезы и обхватил за плечи, обнимая.
Ник тихо всхлипнул, положив голову на плечо Петра, принимая и покоряясь. Становясь одним целым.

Посреди ледяной ночи, на льдине, Петр Хрумов открыл глаза и сел. Он улыбался, глядя на белесый берег вдали.