Новогодний календарь. День 9. Авторский текст

[festmirylukyanenko]

Название: Замерзшие пальцы
Автор: Anna-Mouvi
Канон: Дозоры
Размер: драббл, 824 слова
Пейринг/Персонажи: Антон Городецкий, Завулон
Категория: преслэш
Жанр: ангст, повседневность
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: без учета Шестого

Завулон сразу обратил на это внимание: даже в декабре Городецкий не надевал перчатки. Его руки замерзали, кожа сохла, а пальцы периодически отказывались слушаться, но он все равно не надевал перчатки. Это было глупо, а глупость не свойственна этому удивительному Иному. И это уже тогда вызывало необъяснимое напряжение, которое Темный списывал на раздражение.
У Антона были красивые руки. Наверное, если бы не отсутствие перчаток зимой, то Завулон еще долго не придавал бы этому значение. Но теперь ко всем прочим заслугам прибавились еще и замерзшие пальцы, которые хотелось согреть, а от такого уже не отмахнуться.
Завулон вспоминал Алису, ее руки, холодные, одетые только в тонкие вельветовые перчаточки. Тонкая ткань, красивые узоры — легкомыслие, присущее в основном женскому полу. Она любила, когда Завулон ее согревал. А он любил предлагать ей теплый глинтвейн или огонь в камине, что выглядело романтично, но было одним из признаков равнодушия. Он не любил ее согревать.
На морозе кожа, о которой не заботятся, обязательно трескается. Такие трещины всегда оказываются на сгибах и складках и долго не заживают. К концу декабря у Антона все руки были в пластырях, хотя погода была не такой уж и морозной, не так, как бывает в феврале.
Уже к середине месяца Завулон заметил, что смех Антона слишком сильный, натужный, наигранный. Он улыбался очень широко, слишком ярко радовался всему хорошему, что случалось. И никогда не давал увидеть свою ауру.
Один раз Темный пронаблюдал за ним, проводил до дома, шедшего пешком Светлого. Тот плелся несколько остановок, не пряча руки в карманы и бессмысленно глядя себе под ноги. У подъезда он долго не мог ввести код от домофона и, в конце концов, сдался и достал ключ, порезавшись о металлическую молнию кармана куртки.
Именно в тот момент Завулон понял, что пластыри находятся не на сгибах. Они закрывали фаланги, были на внешней и внутренней сторонах ладоней. И в подавляющем большинстве на левой руке. Городецкий был правшой. И вот это уже пугало.
Липкое, противное чувство расползалось внутри, потому что Завулон точно знал, что это может значить. Он уже не раз и не два видел подобное поведение. Только вот точного рецепта по исправлению не существовало. В таких ситуациях могла быть только импровизация, только слепое комбинирование психологических методов в надежде, что именно это их сочетание приведет к нужному результату.
Антон шмыгал носом, но видно было, что лечить насморк он не собирается. Завулон даже пару раз слышал, как кто-то из Светлых пожурил Городецкого за то, что тот маг, мог бы уже и вылечить болячку. В ответ получил какую-то жизнерадостную отмазу из серии "Надо вспоминать, что мы все были простыми людьми" или что-то в этом духе. Это было бессмысленно. И глупо. И это совсем не понравилось Завулону.
Тридцать первого декабря Завулон, словно ему больше нечем было заняться, стоял у двери Городецкого и звонил в звонок, не переставая. До Нового Года оставалось больше десяти часов, но уже тогда логичней было бы заняться чем-то другим.
Антон открыл дверь резко, раздраженно. На руке красовался свежий пластырь, приклеенный прямо на сырое. Но, не смотря на раздражение, впустил внутрь.
Первое, что бросилось в глаза — полное отсутствие украшений. Завулон даже насмешливо поинтересовался, мол, неужели, без жены он теперь не может даже украсить свою холостяцкую берлогу. В ответ получил скупое "Идиот", что уж точно было не в стиле Городецкого.
Антон налил две чашки растворимого кофе и щедро сдобрил сахаром и молоком. Завулон кофе не просил, даже не напрашивался, поэтому и отказываться предусмотрительно не стал, даже язвить. Ведь Городецкий так же не спросил, нахрена тот приперся.
Они пили этот недокофе, смотрели на горку печенья в корзиночке и молчали. Завулон заметил у Антона на указательном пальце красноватые следы от зубов. Он мельком смотрел линии вероятностей, но пока все шло хорошо.
Зачем, почему, что с тобой? Все эти вопросы не имеют смысла. Ведь если бы Антон знал ответы, то уже давно бы что-то сделал. Значит, он не знал, значит, и ответить на них не сможет.
Они выпили по несколько чашек. Пили каждую медленно, с оттяжкой, растягивая до тех пор, пока напиток не остывал полностью, иногда выливая половину холодной бурды и наливая новую кружку.
Как-то само собой естественной оказалась совместная жарка яицницы с помидорами и сосисками. Сосиски были сочные, помидоры свежие, масло на сковородке задорно шкварчало. Ели все так же в молчании, но оно по-прежнему не казалось лишним или напрягающим.
Завулон встречал Новый Год уже бессчетное количество раз. Он перепробовал разные варианты, от бурных вечеринок, до полного игнорирования праздника. И такие вот скупые посиделки на кухне ему тоже уже были не в новинку.
Они так и не выпили ничего спиртного. Но обоим на это было абсолютно наплевать.
Вдвоем, в тишине квартиры, под звуки пьянок где-то внизу, под взрывы фейерверков и петард, под крики детворы, которой родители позволили играть на улице ночью, они тихо сидели за столом и молчали.
Только под утро, когда город совсем утих, а солнце взошло, осветив своим тусклым зимним светом, и настало время разойтись, Антон сказал "Спасибо". У него были круги под глазами, но он улыбался мягко и абсолютно искренне. Завулону показалось правильным тоже улыбнуться и ответить просто "Всегда рад", что было правдой более чем на сто процентов.